На телеканале «Моя Планета» стартовал новый проект «Россия. Вне зоны доступа». Это целая серия программ о загадочных, труднодоступных, но прекрасных местах нашей родины. Евгений Сазонов, автор программы «Клуб знаменитых путешественников», совместного проекта Российского географического общества и радио «Комсомольская правда», поговорил с ведущим «Моей Планеты» Михаилом Ронкаиненом. Публикуем самые интересные моменты беседы.
Справка: Михаил Ронкаинен — путешественник, журналист, блогер, ведущий телеканала «Моя Планета». Бывал во многих странах и регионах, в том числе и в таких опасных, как Афганистан, Сомали, Ливия и даже Антарктида. Объехал всю Россию — от Чечни до Ямала, от Курильских островов до Калининграда. В отличие от передачи «Орел и решка», как говорит сам автор, он предоставляет нестерильный контент: снимает, что видит, без цензуры — и хорошее, и плохое. Его цель — показать мир таким, какой он есть на самом деле, без уловок и попыток понравиться. Ведет блог «Поехавший» и программу «Россия. Вне зоны доступа».
Актуальное Национальная библиотека Австралии нашла 120-летний шоколад Нововоронежскую «Аленку» продадут на аукционе Видео: львица напала на прогуливающегося по дороге леопарда
То, что мы делаем для «Моей Планеты», — это не только мое, в том и фишка. Потому что к программе передачи «Россия. Вне зоны доступа» приложили свои руки и творчество не меньше десятка человек. И получилась какая-то нетипичная для меня в первую очередь вещь. Мне невероятно драйвово было вместе с ребятами, которые максимально заряжены: операторами, авторами, продюсерами — идти в такое место, посмотреть на которое и увидеть которое просто должен каждый человек, который живет в России, чтобы знать, что в нашей стране есть такие места.
Это, несомненно, фишка — пожить в чуме, походить за оленями, выйти из этого чума, расправить плечи и закричать: «Ямал!» или что-нибудь типа того, «Россия!» Это круто
Первый выпуск — из Северной Осетии, от ледника Караугом, на который мы со съемочной группой добирались несколько дней подряд. Он находится очень-очень далеко, и просто так туда не попасть. Собственно, это и есть концепция нашей передачи «Россия. Вне зоны доступа»: мы отправляемся туда, где не ловит никакая связь, но эти места обязательно нужно показать.
Ледник Караугом — это граница России и Грузии, Кавказский хребет. Из Грузии к нам, на российскую сторону, высовывается гигантский белый «язык» прямо с вершин гор. Он находится так высоко, что не тает даже летом. Из подножия вытекает небольшая речушка. Это те самые истоки горных рек, о которых все слышали, но никто никогда не видел. Караугом очень похож на ледники Антарктиды. Я был там недавно и вообще не ожидал увидеть ледники в России.
{{slider|32261}}
Мы превратили нашу программу в полноценное роуд-муви, показали дорогу от самого Владикавказа. Я ехал автостопом, на автобусах, пешком... Даже на лошади был — потом, правда, она от меня убежала. Все это я показывал, все это мы снимали: встречи, которые были у нас на пути, средства передвижения. Это головокружительная вещь, которая окончилась на леднике.
В России потенциал внутреннего туризма просто гигантский. Его больше, чем нефти в недрах нашей страны, а страна огромная и одна часть абсолютно не похожа на другую, а та — на третью. И в этом вся фишка. И люди. Наверняка, если приходить в дома к простым деревенским жителям с постной миной, то, несомненно, тебе в ответ рано или поздно тоже будет постная мина. Но если ты приходишь открытый, то и люди, которые по умолчанию в российской глубинке, а тем более на Кавказе, доброжелательны, тебя встретят так, что... Они даже отпускать не хотят иногда.
У нас в фильме есть момент, когда человек, к которому мы зашли попить воды, усадил нас ужинать, а потом чуть не уложил спать. Но нам все-таки удалось вырваться, потому что по плану необходимо было ехать дальше. Этого человека, осетина, звали Победа. В честь победы, да.
В России потенциал внутреннего туризма просто гигантский. Его больше, чем нефти
До Антарктиды я дошел на попутном судне. Я был на судне «Василий Головнин», которое доставляло грузы в прошлом году на индийские станции. Индусы зафрахтовали специализированное российское судно для полярных экспедиций, потому что, собственно, российские суда и команды самые дешевые. И владелец судна — компания Fesco — пригласил меня поснимать экспедицию, как видеомейкера. Все затянулось на 100 дней. Планировали 70, но попали во льды, нас заперло, мы не могли никуда выйти. (Подробности читайте в статье «Моей Планеты» «Правила жизни в ледовом плену Антарктиды».)
К тому моменту, когда я ступил на Антарктиду, я уже адаптировался к ней. Потому что мы с начала подошли. Разумеется, причалов там нету, поэтому мы встали на якорь. Выкатили вертолет, и начались грузовые операции. Разумеется, возили не пассажиров, тем более не меня, журналиста, а индусов-ученых, грузы. И вот мы стояли там неделю или две, и только после этого меня посадили на вертолет, и я уже на земле. В километре Антарктида от меня эти две недели была, и я нее наступил: так, хоп, ногой. Эмоций никаких, если честно, ну Антарктида и Антарктида.
{{slider|32263}}
На Ямале я был раз пять-десять. Ненцы готовы принимать у себя людей, это дополнительный заработок для них. А для иностранцев, для россиян даже, которые туда приедут, это, несомненно, фишка: пожить в чуме, походить за оленями, выйти из этого чума, расправить плечи и закричать: «Ямал!» или что-нибудь типа того, «Россия!» Это круто.
Ненцы кочуют по тундре. Семьи, которые живут в чумах, и которые, как все думают, гоняют стада оленей, на самом деле ходят за оленями, потому что олени выедают все вокруг и уходят. Ненцы просто вынуждены за ними идти дальше. Это не ненцы оленей гоняют, а олени ненцев. И вот к ним можно ездить.
Я туда приехал, я там пожил, поел оленя сырого, которого прямо при мне убили и достали так из грудины его сердце. Протянули, ножиком порезали и сказали: «Ешь». Сначала было непривычно, но потом я втянулся и даже окунал кружку прямо в кровь, в оленя, и запивал сердце. Звучит кровожадно, да? Это нестрашно. И когда понимаешь контекст — а контекст в том, что у ненцев в этой тундре нету вообще ничего, то есть они там не могут ни выращивать ничего, и единственное, что у них есть, это олени и ягоды два месяца в год, — понимаешь, что им нужны какие-то микроэлементы, которые теряются, когда обрабатываешь каким-то образом еду, мясо жаришь, кипятишь, варишь, что угодно с ним делаешь. Поэтому для них поедание сырого оленя — это просто возможность не слечь от недостатка витаминов.
{{slider|32264}}
Чечня сейчас очень туристическое место, прямо одно из самых туристических мест России. Во-первых, там абсолютно безопасно, и по рейтингу, по-моему, который прокуратура делала, в прошлом году Чечня заняла первое место по безопасности в России. И я верю. То есть понятно, что это Чечня, там могли нарисовать, но нет, в Чечне тебя никто не тронет. И там абсолютно нету такого бытового криминала — воровства, например. Потому что если кто-то решится украсть у кого-то кошелек, сумку, да что угодно, то он тем самым положит на весь свой род клеймо. И, разумеется, за этим следят. То есть такие неформальные понятия тут в ходу. Не сказать что это соотносится с законами российскими, это скорее родовые понятия. Поэтому никто не трогает приезжих, все дружелюбны, если шорты не носишь — особенно. И сейчас там строится куча мест. Насколько я знаю, там сейчас построили уже два горнолыжных комплекса и отели с ними вместе.
Аудиоверсия интервью
Один день в Антарктиде: южный континент глазами яхтсменки
Северная Осетия: сбежать в небо
Достопримечательности Северного Кавказа: заметки на полях
Свежие комментарии